Антоніо Торрес Ередіа,
син і онук Камборйо,
в Севілью дивитись кориду
іде із прутком вербовим.
Смаглявий, мов зелен місяць,
хода його зграбна й гайна,
як чорноблискова криця,
кучері між очі сяють.
На половині дороги
лимонів нарізав з гілок
і кидав їх просто в воду,
аж поки узолотилась.
І тут же, на півдорозі,
попід гіллястим в’язом, —
обабіч нього жандарми
й за спиною руки зв’язано.
День відходить неквапно,
вечір за плече кинувши
в жесті широкому ларги
понад морем і ріками.
Оливи чекають ночі,
що визорить Козерогом,
бриз пересягує вскоки
олив’яно-сірі гори.
Антоніо Торрес Ередіа,
син і онук Камборйо,
поміж п’яти кашкетів
іде без прутка вербового.
Антоньйо, та що із тобою?
Не твоє Камборйо ймення,
бо тут вже фонтан із крові
у п’ять цівок би струме́нів.
Ти взагалі безрода,
не те що Камборйо справжній.
Нема вже циган тих гордих,
що сам-один в гори ходжали!
Тремтять, припадаючи порохом,
клинки старовинні зі сталі.
Ввечері, о дев’ятій,
його до в’язниці кинули;
пили лимонад жандарми
під балачки повільні.
І о дев’ятій рівно
в’язницю на ключ закрили.
А небо скидалося полиском
на круп молодої кобили.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. (переклад мій)
Примітки.
Ларга — один з
прийомів тореро, коли той, повільно повертаючись, поводить перед биком плащем,
а тоді закидає його на плече.
У кінці публікації (після решти перекладів) розповідається про прототипи й символіку цієї поезії, зокрема про те, що означає вербовий пруток у руці її героя..
Antonio
Torres Heredia,
hijo y
nieto de Camborios,
con una
vara de mimbre
va a
Sevilla a ver los toros.
Moreno
de verde luna
anda
despacio y garboso.
Sus
empavonados bucles
le
brillan entre los ojos.
A la
mitad del camino
cortó
limones redondos,
y los
fue tirando al agua
hasta
que la puso de oro.
Y a la
mitad del camino,
bajo las
ramas de un olmo,
guardia
civil caminera
lo llevó
codo con codo.
El día
se va despacio,
la tarde
colgada a un hombro,
dando
una larga torera
sobre el
mar y los arroyos.
Las
aceitunas aguardan
la noche
de Capricornio,
y una
corta brisa, ecuestre,
salta los
montes de plomo.
Antonio
Torres Heredia,
hijo y
nieto de Camborios,
viene
sin vara de mimbre
entre
los cinco tricornios.
Antonio,
¿quién eres tú?
Si te
llamaras Camborio,
hubieras
hecho una fuente
de
sangre con cinco chorros.
Ni tú
eres hijo de nadie,
ni
legítimo Camborio.
¡Se
acabaron los gitanos
que iban
por el monte solos!
Están
los viejos cuchillos
tiritando
bajo el polvo.
A las
nueve de la noche
lo
llevan al calabozo,
mientras
los guardias civiles
beben
limonada todos.
Y a las
nueve de la noche
le
cierran el calabozo,
mientras
el cielo reluce
como la
grupa de un potro.
Антоньйо Торрес Ередья,
з діда-прадіда Камборйо,
до Севільї на кориду
із ціпком іде вербовим.
Смаглий, мов зелений місяць,
іде браво, хоч поволі,
в’ються кучері лискучі,
нависають аж на брови.
По дорозі рвав лимони,
узяла його охота,
кидав жовті кульки в воду,
поки стала щирозлота.
Десь отак на півдорозі
під гіллястим осокором
патрулюючі жандарми
обскочили його колом.
День поволі йде на спадень,
взявши вечір на горгопки,
полосує, мов тореро,
море, ріки і потоки.
Гай оливний жде вже ночі
із-під знаку Козерога,
дмухнув вітер по горі
на конику вороному.
Антоньйо Торрес Ередья,
з діда-прадіда Камборйо,
йде між п’ятьма трикутками,
кинувши ціпок вербовий.
Ех, Антоньйо, хто ти й що ти?
Якби справді був Камборйо,
п'ять фонтанів кров'яних
цвіркнуло б перед тобою!
Який з тебе батьків син,
який у біса Камборйо?
Перевелись ті цигани,
що самі блукали в горах!
Старі ножі харалужні
притрусив ледачий порох.
*
Увечері о дев’ятій
повели його в холодну,
а жандарми на отуху
лимонадну пили воду.
Увечері о дев’ятій
узяли його в закови,
а ніч вороно лисніла,
наче крижі лошакові.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. (пер. Миколи Лукаша)
1
Антонио Торрес Эредиа,
Последний из рода
Камборьо,
Взглянуть на большую
корриду
Спешит по севильской
дороге.
В оливково-лунном загаре
Проходит, изящный и
стройный,
Блестят воронёные кудри
Над звёздами глаз
беспокойных.
На середине дороги
Он, круглых нарезав
лимонов,
Бросал их реке, чтобы
волны
Лимонной покрыть
позолотой.
И на середине дороги
Под ветвями старого вяза
Дорожною жандармерией
Он был арестован и
связан.
2
День медленно отступает,
Склоняя к земле
предвечерье,
Как будто усталый тореро
Бросает мулету на берег.
Ждут не дождутся оливы
Конных ветров, что
дорогой
Скачут с прохладою в
гриве
И звёздами Козерога.
Антонио Торрес Эредиа
Из славного рода Камборьо
Не может взглянуть на
корриду —
Тюремные крепки затворы.
3
Антонио, чтo же ты?
О! Будь ты сын Камборьо,
Забили бы вмиг из плит
Пять алых фонтанов крови.
Но ты им вовсе не сын,
Не настоящий
Камборьо —
Цыгане ушли далеко,
Осиротели горы.
Не слышно, как их ножи
Дрожат от такого позора.
4
В девять часов вечера
Он проглотил обиду,
Пока лимонад жандармы
Пили, беспечные с виду.
В девять часов вечера
Сидит в четырех стенах.
И влажное небо отсвечивает,
Как круп молодого коня
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. (пер. Роальда Мандельштама)
Антоньо Торрес Эредья —
Камборьо по росту и виду —
Шагает с ивовой палкой
В Севилью, где нынче
коррида.
Смуглее луны зеленой,
Он чинно и важно шагает;
Его вороненые кудри
Глаза ему закрывают,
Беспечный, на полдороге
Нарезав лимонов спелых,
Он ими швырялся в воду,
Ее золотою сделав.
Беспечный, на полдороге
Он взят был почти
задаром;
Ему закрутили руки
Крест-накрест назад
жандармы.
День медленно отступает,
Как тореадор; небрежно
Плащом перебросил вечер
И машет им над
побережьем.
Оливы давно томятся
И жаждут ночной прохлады,
И бриз к ним летит, как
всадник,
И горы ему — не
преграды,
Антоньо Торрес Эредья —
Камборьо по росту и виду —
Среди пяти треуголок
Идет, стерпевши обиду.
Антоньо, тебя подменили?
Ведь, будь бы Камборьо
вправду.
Здесь сразу б пять струй
кровавых
Фонтаном брызнули кряду!
Нет, не цыганский сын ты.
Не настоящий Камборьо!
Видно, цыган не стало —
А знали бесстрашных горы.
Ножи их покрыты пылью,
Ненужные год от года...
Его под вечер, в девять,
Встречают тюремные своды.
Меж тем лимонад жандармы
Пьют и вкушают отдых.
Его под вечер, в девять,
Скрывают тюремные своды.
Меж тем отливает небо,
Как конский круп после
бега.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. (пер. Николая
Асеева, 1940)
Антонио Торрес Эредья,
Камборьо в третьем
колене,
шел с веткою ивы в
Севилью
смотреть быков на арене.
И были зеленолунны
его смуглоты отливы.
Блестело, упав на брови,
крыло вороненой гривы.
Лимонов на полдороге
нарвал он в тени привала
и долго бросал их в воду,
пока золотой не стала.
И где-то на полдороге,
под тополем на излуке,
ему впятером жандармы
назад заломили руки.
День отступает к морю,
закат на плечо набросив,
и стелет багряный веер
поверх ручьев и колосьев.
И снится ночь Козерога
оливам пустоши жгучей,
а конный ветер гарцует,
будя свинцовые кручи.
Антонио Торрес Эредья,
Камборьо в третьем колене,
среди пяти треуголок
бредет без ветки как
пленник.
Антоньо! И это ты?
Да будь ты цыган на деле,
здесь пять бы ручьев
багряных,
стекая с ножа, запели!
И ты ещё сын Камборьо?
Подкинут ты в колыбели!
Один на один со смертью,
бывало, в горах
сходились.
Да вывелись те цыгане!
И пылью ножи покрылись…
Открылся засов тюремный,
едва только девять било.
А пятерым жандармам
ситро подкрепило силы.
Закрылся засов тюремный,
едва только девять било…
А небо в ночи сверкало,
как круп вороной кобылы!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. (пер. Анатолия Гелескула, 2000)
Тут
(дисертація Ольги Мусаєвої «Рецепция творчества Федерико Гарсиа Лорки в русской
культуре (1930–1960-е гг.)») можна прочитати інші переклади (стор. 179) цієї
поезії російською (серед того порядковий, а також чотири інші редакції
перекладу Анатолія Гелескула) та ознайомитись із їх порівняльним аналізом та
різноманітними відомостями про поезію (стор. 120). Наведу кілька цікавих
фрагментів.
Сюжет романса имеет
реальную основу:
В Гранаде и ее окрестностях стычки между цыганами и жандармерией были обычным
явлением [Малиновская
2007b: 480] 185.
Исследовательница
приводит в своих комментариях воспоминания художника Мануэля Анхелеса Ортиса о
том, как автор мемуаров и Лорка были свидетелями жестокой сцены — ареста двух
цыган по подозрению в убийстве жандармов. Отзвуки этого воспоминания слышатся в
обеих «Сценах» из «Поэмы канте хондо», в стихотворении «Нежданно» (“Sorpresa”)
из того же цикла, и в «Цыганском романсеро» — в «Схватке», в романсах об Антоньито и о жандармерии [Там же: 480]
…
Н. Малиновская приводит
сведения о реальном лице, возможном прототипе Антоньито:
Эль Камборьо — известный в Андалузии цыганский род, до сих пор многие кантаоры,
тореро и танцоры носят эту фамилию.
По воспоминаниям любимой кузины поэта Аурелии Гонсалес Гарсиа, “<…> вблизи
родного селения Лорки Фуэнте-Вакерос (Пастуший Ключ) жил статный наездник и
цыганский гитарист Лусильо эль Камборьо — Луис Кортес Эредиа. <…> В
селенье его звали попросту “внук Камборьо”. Ребенком Лорка, возможно, не раз
видел Лусильо эль Камборьо в доме кузины, куда часто приглашали молодого
цыгана. Кузина Аурелия так вспоминает о нем: …«Какой привлекательный он был!
Цыган в высшей степени (донельзя), очень изящный. Играл на гитаре как никто. Он
был настоящим артистом. Мы все сходили по нему с ума. В моем доме не случалось
ни одной пирушки, чтобы он не пришел и не вдохнул в нее жизнь. И как он украшал
праздники!»… История таинственной смерти певца, красавца и всеобщего любимца,
потрясла округу (и, конечно же, большую семью Гарсиа) и вскоре стала местной
легендой, а спустя годы — основой двух романсов Лорки [Малиновская 2007b: 479]190.
…
История ареста Антоньито
становится трагической историей всего цыганского рода. О поведении, достойном
цыгана, писал Хуан Лопес Морильяс:
…«Единственное неодолимое желание цыгана — быть мужчиной, или, если хотите,
самцом, вести себя, по определению поэта, как “настоящий цыган”, в соответствии
с непосредственностью — основой своей натуры, утверждение которой дает суть и
смысл его жизни. Это и есть причина, по которой, в ставшем знаменитым эпизоде с
Антоньито эль Камборьо, тот факт, что он не дает отпор жандармам с навахой в
руке, может быть интерпретирован как измена основам своей мужественности,
оборачивающаяся изменой не только для того, кто ее совершает, но для всего
народа в целом. Приятели Антоньито могут совсей справедливостью утверждать, что
он “ничей сын”, что он “ненастоящий Камборьо”. И восстановление его в правах не
придет даже когда позднее, сражаясь один против четверых Эредиа, он падет
подкошенный их навахами. Мы, вероятно, могли бы увидеть нечто героическое в
этой неравной схватке. Цыган, напротив, уважает то, что Антоньито не сделал
ничего уникального. Он просто вел себя как “настоящий цыган”.
…
О фольклорных элементах в
романсе пишет и А. Гелескул. В частности, он детально комментирует символику
ивовой ветки в руках у героя:
Всего столетие с небольшим назад в канте хондо вошла гитара, инструмент дорогой
и прежде недоступный кантаорам (народным певцам-импровизаторам и обычно
поэтам). Но и сейчас многие исконно «глубокие» песни поются без сопровождения,
и лишь веткой ивы, словно прокладывая русло мелодии, кантаор еле слышно, для
самого себя, отстукивает прихотливый, изменчивый ритм. Такие ветки в память о
великих певцах берегут и передают как реликвию. <…> Ивовая ветка в зачине
романса — это причастность героя к миру народной песни, его судьба и
обреченность.
…
Н. Малиновская приводит
комментарий к символике чисел в романсе. Строки «В девять вечера», «И в девять
вечера» исследовательница комментирует так:
Для испанской народной поэзии издавна характерны точные числовые
обозначения, что придает сюжету особую достоверность. В испанских романсах они были
обязательны и необходимы в исторических сюжетах — так называемых “романсах о
новостях” (romance noticiero), исполнявших в свое время роль “последних
известий”. <…> И, вероятно, оттуда точные даты перешли в новеллистические
романсы, преимущественно драматического содержания. <…> В андалузских
вариантах романсов (особенно романсов о преступлениях) обязательно указывается
точный день, час и место, где произошло событие. Эту страсть к точности от
романсов унаследовали даже названия народных романов — лубочных историй с
картинками, которыми торговали на ярмарках. <…> То же относится к песням.
Добавим также, что время
действия в романсе легко идентифицировать: упоминается «ночь Козерога», то есть
время зимнего солнцестояния.
Послухати поезію в оригіналі:
Читає всесвітньо відома іспанська актриса Margarita Xirgu, яка прославилася, серед іншого, виконанням головних ролей у п’єсах Льорки. Вона була його другом, працювала разом із ним над його п’єсами, деякі він написав спеціально для неї
Читає
Miguel Herrero
Читає
Rafael de Penagos
http://www.youtube.com/watch?v=Zw70sifW59k —
співає Manuel Mairena
http://www.youtube.com/watch?v=ynwF3Dawbh4 —
співає Leonardo Álvarez
https://www.youtube.com/watch?v=f7evTm1uy8Q — співає Nathalie Cardone (французька співачка, відома своїм виконанням пісні «Hasta Siempre, Comandante»): у її пісні «Antonio» ця поезія поєднана із поезією Льорки Смерть Антоньїта ель Камборйо
https://www.youtube.com/watch?v=f7evTm1uy8Q — співає Nathalie Cardone (французька співачка, відома своїм виконанням пісні «Hasta Siempre, Comandante»): у її пісні «Antonio» ця поезія поєднана із поезією Льорки Смерть Антоньїта ель Камборйо
Немає коментарів:
Дописати коментар